«Мне хочется вытрясти все дерьмо из Тони». Кукоч – главная жертва Джордана, хотя именно благодаря ему династия «Буллз» прожила еще три года

Что вы знаете о недооцененных.

До конца основного времени пятого матча финала-98 остается 0,8 секунды. «Чикаго» уступает «Юте» – 81:83. Но у «Буллз» еще есть последнее владение и надежда на то, что серия не вернется в Солт-Лейк-Сити.

После тайм-аута «Буллз» разбегаются в районе линии штрафных. Стив Керр – в ближний угол, Скотт Баррелл освобождается в трехсекундной, Тони Кукоч отрывается от Карла Мэлоуна на периметре.

Комбинация с множеством достойных опций в итоге заканчивается ничем: Джордан получает  мяч в неудобной позиции и швыряет трехочковый через четыре руки.

Естественно, такая ерунда получается из-за того, что Фил Джексон расписал этот розыгрыш вовсе не под 23-го номера. «Воздушество» нарушил указания тренера и просто-напросто перехватил мяч, идущий на Кукоча. Хорват, в той встрече реализовавший 11 из 13 и единолично затащивший игру в концовку, совершал бы открытый трехочковый или мог бы продвинуться ближе под щит. Джордан, у которого в тот день ничего не летело (9 из 26), не только лишил возможности партнера, но и себе не слишком помог – ему пришлось двигаться в противоположном направлении от кольца и разворачиваться в прыжке.

«Бывает, – смеется над той ситуацией хорват. – Вообще-то Майкл должен был поставить мне заслон, чтобы остановить Карла Мэлоуна, но вместо этого ломанулся за мячом».

Кукоч в «Чикаго» – это такие отношения НБА и европейского баскетбола в миниатюре. Мучительная история того, как презрение, недоверие, неуважение сменялись заинтересованностью, признанием и заимствованиями. Вот только, когда этот процесс происходит с абстрактным явлением под названием «европейский баскетбол» – это одно, а когда все это переживает вполне конкретный человек, то становится немного за всех неудобно.

Кукоч был в «Чикаго» всего лишь белым европейцем. А можно подумать, что Кукоч был в «Чикаго» марсианином Марвином. По крайней мере, его приключения в НБА ничем не хуже знакомства с инопланетной цивилизацией.

Статус абсолютного чужака, естественно, закрепился за Кукочем еще до попадания в «Чикаго». Генеральный менеджер «Буллз» Джерри Краузе не просто нашел хитроумный способ усилить команду – выбрал европейца во втором раунде драфта, он испытывал к нему чувства, колеблющиеся между родительским обожанием и отчаянием возлюбленного. Несколько раз ездил к Кукочу в гости, давал кассеты с его матчами игрокам «Чикаго» и посылал ему кассеты с матчами «Буллз», рекламировал будущего спасителя журналистам, настаивал, чтобы Джордан и Джексон уговаривали его переехать в НБА, и даже обещал хорвату больше денег, чем уже признанной звезде лиги Скотти Пиппену (3,7 млн против 2,4). Настроенные против управленца игроки и тренеры «Буллз», мягко говоря, не разделяли пиетет, а чрезмерные восторги настроили их против новичка еще до того, как тот появился в команде.

Как известно, ненависть к Кукочу – вернее, к «Джерри Краузе в форме сборной Хорватии» – выплеснулась на площадке в матче группового этапа Олимпиады-92. Команда мечты вышла на игру с коллективным намерением наказать того, «кто бросил вызов нашему товарищу»: Чак Дэйли поставил против Кукоча самого Пиппена, Джордан был всегда рядом, чтобы у того не осталось никаких шансов, а все «большие» о замысле знали и жестко встречали жертву под щитом. Хорват к такому оказался не готов – выбросил 2 из 11, допустил 7 потерь – и позволил Джордану с удовлетворением сказать: «Думаю, Скотти стоит послать вот эту запись Краузе, пусть посмотрит».

Очень быстро история о том, как лучшая команда всех времен остановила 23-летнего парня в матче группового этапа (но не особенно справилась с ним же в финале), превратилась в историю о том, как «игроки «Буллз» опозорили будущего одноклубника».

Такое утрирование, впрочем, помогало лучше описать то странное положение, в котором оказался Кукоч в последние годы джордановского «Буллз». В войне между командой и фронт-офисом его всегда воспринимали как «человека Краузе». И даже когда он прямым текстом говорил, что у него и с Джексоном, и с Краузе нормальные отношения и сам он считает, что он ближе к тренеру, то тут же выходил генеральный менеджер и сообщал, что эти реплики неверно интерпретированы и их теснейшую дружбу ни с чем не сравнить.

«Я и не знал, что они что-то запланировали в Барселоне против меня. Спасибо, парни, что рассказали мне об этом спустя 20 лет, – отшучивается Кукоч. – Я-то думал, что так просто играют в НБА. Мы видели их только по нарезкам лучших моментов: все носятся со скоростью 200 километров в час, лупят сверху через людей, вытворяют что-то безумное. В тот момент я подумал, что это у них стиль игры такой. Ну что ж, по крайней мере, ни один другой игрок не мог похвастаться таким внимание со стороны Команды мечты».

Когда Кукоч все же приехал в НБА, то это же ощущение чего-то совершенно чуждого только усугублялось.

«Вот вам короткая история о Тони, – рассказывал Стив Керр. – Перед первым матчем сезона я его спрашиваю, не хочет ли он перекусить, время было около трех часов, до игры оставалось всего четыре часа. Он себе всего назаказывал – салат, закуски, огромную тарелку пасты, курицу, бокал красного вина, какой-то десерт вроде тирамису, а затем еще отполировал это чашкой кофе.

Я просто ошалел. Спрашиваю его: «Тони, ты зачем столько ешь перед игрой?» А мне отвечает: «В Европе мы много едим, пьем вино, пьем эспрессо, потом возвращаемся в гостиницу, чтобы хорошенько просраться. И мы готовы играть!»

Если бы все ограничивалось туалетными привычками.

Проблема в том, что подобная экзотичность создавала как минимум напряжение между ним и главными людьми «Чикаго». Их отношения постоянно трансформировались, но от тех времен останется один непреложный факт: Кукоч – единственный игрок тех «Буллз», о котором каждый из лидеров высказался на публику чрезмерно жестко.

Фил Джексон насмешливо подчеркивал недоверие к Кукочу – дарил ему не книги, а комиксы (намекая, что тот не умеет читать), шутил о слишком сильной привязанности к родителям, говорил ему – и журналистам: «Ты сможешь засрать и похороны с одной машиной». Тренер не очень понимал, как взаимодействовать с носителем другой культуры и другого языка.

«Мне было очень сложно работать с Тони, – признавался много лет спустя Джексон. – В Европе он привык к большей свободе, ему не нравилось, что треугольное нападение его сильно ограничивает. Он не мог понять, почему я даю столько свободы Скотти, а я ему устраиваю головомойку каждый раз, когда он пытается сделать что-то не по плану. Я объяснил, что свобода Скотти – это видимость, каждое его действие направлено на то, чтобы система работала более эффективно. Когда же Тони слетал с катушек, то никто не понимал, что произойдет дальше. Он отказывался от системы, потому что ему не хватало терпения, он хотел проявить свою индивидуальность – зачастую в ущерб командной игре.

На тренировках я на него очень много орал, орал, чтобы защитить его от партнеров, готовых его разорвать.

Особенно непредсказуемым он был в защите, что сводило Скотти и других с ума. Для того чтобы Тони не расслаблялся, мы придумали специальную систему жестов: как только он отходил от системы, то сразу получал втык».

«Я ему сказал, что у него неправильные методы, – смеется Кукоч. – Я ему сказал: «Вместо того чтобы орать на меня вовремя игры, вы бы лучше показали мне до тренировки и после тренировки, что мне нужно делать. А так вы меня в депрессию вгоняете». Но потом я осознал, что каждый раз, когда ему нужна была атака или что-то полезное, он называл мое имя. Он просто хотел, чтобы я выкладывался в каждой игре…

Извинился ли Джексон за свое поведение? Он бы никогда не извинился. Он бы выдал одну из своих улыбочек и сказал: «Ты знаешь, кто я такой, а я знаю, кто ты такой, так что не будем морочить друг другу голову».

Скотти Пиппену принадлежит еще одна бессмертная цитата: «Кукоч не мог бы отзащищаться даже против стула».

Форвард вовлек хорвата в самую некомфортную из всех возможных ситуаций. Кукоч не просто выиграл третий матч серии 94-го с «Никс» броском под сирену. Он сделал это, понимая, что вот только что в тайм-ауте его кандидатура оказалась настолько неприемлемой для лидера, звезды, самого Скотти Пиппена, что тот был готов пожертвовать карьерой, репутацией, командой, чтобы помешать этому броску. Пиппен так и не успокоился и продлил эту неловкость на тридцать лет. До сих Кукоч вынужден рассуждать о той самой вспышке партнера, теперь в контексте того, что решение отдать ему мяч было «расистским».

«Такое случается, – делится своим видением Кукоч. – У любого есть эго. Даже у того, кто и на минуту не выходит. Это никак не повлияло на мое отношение к Скотти. Могу сказать, что никто в команде мне так не помог, как он. У нас сложились очень хорошие отношения на площадке и за ее пределами. Не думаю, что у него было что-то против меня, скорее – против руководства. Скотти был ближе всех мне в команде по духу.

Он отличался от Майкла – был мягче. Но время от времени взрывался».

А Джордан, конечно, опробовал на пришельце весь арсенал мотивационно-унижающей методологии.   

Подначивания из-за мягкотелости. Строгое непонимание из-за частых повреждений. Нескончаемый прессинг по поводу и без. Разошедшаяся угроза во время финальной серии против «Соникс»: «Ты что испугался? Если испугался, вали на скамейку».

И ядовитая цитата: «Тони нравится, когда им восхищаются. Ему нравится слава, а вот работать – не нравится… У сегодняшних игроков либо есть характер, но нет таланта, либо есть талант, но нет характера. Чем старше я становлюсь, тем больше вижу это и расстраиваюсь. И расстраиваюсь так сильно, что мне хочется вытрясти все дерьмо из Тони».

«Теперь мы часто играем за одну команду, – смеется Кукоч. – Видимо, за долгие годы у нас сложилось доверие друг к другу. Он все время жалуется, что я никогда не защищался и не подбирал, а я ему говорю: «Так мне за это не платили». Говорю ему, что почему-то операцию по замене бедра перенес я, а не он: «Покажи мне, что с тобой случилось из-за баскетбола. Я-то жертвовал собой гораздо больше».

Через несколько дней после финала 98-го Джексон пригласил всех игроков и тренеров в ресторан. Тогда «Буллз» последний раз встретились всем составом. Каждый произнес по одному тосту. По неожиданному тосту.

«Я поднял бокал за Тони, – рассказал Стив Керр. – Никто не проходил через то, что пришлось пройти ему – выдержать все давление со стороны Майкла и Скотти. Майкл и Скотти постоянно его донимали из-за того, что был парнем Краузе. А Тони просто хотел играть. И поэтому я произнес тост в честь Тони, потому что он великий баскетболист. Хотел, чтобы он знал, сколь много он значил для нашей команды».

Кукоч пролетел не только мимо «Последнего танца». В мифологии «Чикаго» еще в 90-х он всегда оставался тем, кто был за спинами лидеров – тем, над кем издевался Джордан, тем, кого считали слабаком (боится контакта под щитами), маменькиным сынком (выдавал хорошие матчи после звонков из дома), слишком положительным героем, которому Джордан рекомендовал есть побольше мяса с перцем «для агрессии». Кукоч выдавал феноменальные матчи и вытаскивал «Буллз» и на поздних стадиях плей-офф, но ему всегда перед этим был нужен импульс-пинок от Джексона/Джордана. Кукоч даже получал индивидуальные призы, но такие («Лучшему шестому»), что сам их стыдился. Кукоч всегда вроде бы фигурировал, но в таких историях, которые только подчеркивали стереотипы о мягкотелости и несерьезном отношении к работе европейцев: пил вино и пиво перед играми, предсказал пол будущего ребенка в разговоре с журналисткой, жаловался на неуважение арбитров.

Даже после всех побед Кукоч как бы остался и чужим – для тренеров, партнеров и уж точно для болельщиков.

Керр же обратил внимание на то, что лежало на поверхности, но не особенно подсвечивалось.

На Кукоча свалилась больше, чем вынесло бы большинство в НБА.

Он приехал в лигу уже большим игроком – побеждал американцев на молодежном чемпионате мира, брал серебряные медали Олимпиады, доминировал на клубном уровне в Европе. В Америке ему пришлось трансформировать тело (тренеры вынудили его подкачаться, что повысило травматичность), изменить роль (стать мощным форвардом и запасным) и адаптироваться и к другой нагрузке, и к другой культуре, языку и лиге, где практически не было иностранцев (это сильно отличалось от современных условий). В Америке ему пришлось смириться с отказавшим ему в роли звезды тренером, издевавшимися над ним партнерами и двусмысленной ролью чужака из-за поддержки генерального менеджера.

Кукоч не скрывал и в 90-х, что едва ли не каждый день планирует отправиться домой. По крайней мере, в голове.

Со стороны его существование на площадке часто казалось невыносимым. Тем более, для звезды такого калибра.

Очевидно, что Кукоч точно не был «из тех, кто за спинами». Хорват – невероятно важная, если не ключевая фигура, благодаря которой второй три-пит вообще состоялся.

Во-первых, у постоянно побеждавшего «Чикаго» просто не было ресурсов для усиления. Пики в конце первого раунда и перегруженная платежная ведомость не предполагали появления игрока масштаба Кукоча. В 90-х в «рингчейсеров» превращались уже после 35, когда отказывали колени. Поэтому провидческий выбор Краузе, вытащившего из второго раунда полноценную звезду, оказался гениальной удачей.

Во-вторых, Кукоч – едва ли не самый разносторонний игрок в 90-х, что позволило «Буллз» не замечать многочисленные потери. В сезоне-95 хорват взял на себя часть снайперских функций Джордана. В сезоне-98 – выступил в роли пойнт-форварда вместо Скотти Пиппена. Всегда, когда Родман брал отгулы, Кукоча отправляли на место четвертого номера, где он устраивал революцию – стал едва ли не первым растягивающим четвертым в игре. А еще Кукоч руководил пятеркой резервистов, растягивал защиту, стоя на слабой стороне, и не раз брал на себя решающие броски. Дошло до того, что как-то Кукоч вышел на месте центрового против «Сан-Антонио» и вынес Дэвида Робинсона.

В-третьих, по сути, в годы второго три-пита Кукоч был третьей звездой «Буллз» в атаке. Его 13 очков в среднем, конечно, не дают объективной картины – форварду предложили ограниченную роль, которая была сильна уже, чем качество его навыков. В «Чикаго» просто с неба упал игрок, который мог и создать себе бросок, и атаковать спиной к кольцу и реализовывать 35-40% из-за дуги, и играть на партнеров, и все это при 211 сантиметрах роста.

Кукоч – это одновременно и качество скамейки «Буллз» (где больше никого особенно не было), и универсальность смертельной пятерки, где каждый готов играть в пас и открываться, а хорват еще и мог бросить.    

В-четвертых, можно сколько угодно изгаляться над мягкотелостью Кукоча, но невозможно представить другого игрока, который бы: а) пришел в статусе бога (европейского) баскетбола, которому после дерби аплодировали даже болельщики «Партизана»; б) не спорил, когда Джордан и Пиппен твердили ему, что после четырех лет в лиге он по-прежнему остается новичком, так должен вести себя соответствующе; в) обратил в шутку беспрецедентный прессинг и со стороны звездных партнеров, и со стороны тренера; г) дал себя уговорить на роль запасного; д) смирился с тем, что на него приходятся лишь объедки – броски, которые не выбросил Джордан, пасы, которые не сделал Пиппен, подборы, не взятые Родманом.

И при этом не сделал ничего, чтобы хоть что-то изменить. Более того, посчитал, что такая ситуация – при нажиме, при тесных рамках, при роли чужака – пойдет ему на пользу в плане саморазвития.

Наконец, Кукоч был европейцем.

Пожалуй, самый показательный момент – это старт его карьеры. Кукоч приехал в Америку за три дня до того, как Джордан объявил об уходе из баскетбола. Остальная команда уже знала о решении, для Кукоча оно стало неожиданностью. Остальная команда размышляла над тем, что их ждет без Джордана, для Кукоча это было потрясением. Остальная команда отнеслась к этому нормально, Кукоч в тот момент разрыдался.

Он ждал идеального момента, чтобы сыграть с Джорданом, чтобы почувствовать себя частью лучшей команды мира, чтобы ощутить мощь настоящего баскетбола. Для первых европейцев НБА оставалась таким же волшебной вселенной, как для остальных болельщиков. И Кукоч был готов на все, чтобы стать ее частью.

31 мая 98-го «Буллз» были как никогда близки к тому, чтобы преждевременно завершить «Последний танец» – в седьмом матче с «Пэйсерс» все складывалось непредсказуемо. Джордан тогда выбросил 9 из 25, Пиппен – 6 из 18, в третьей четверти «Индиана» вроде бы контролировала ситуацию и начала отрываться.

По ходу серии значение Кукоча все возрастало – загнанный «Чикаго» дрался на щитах из последних сил, но кому-то надо было и играть. И Джексон все больше отдавал предпочтение Кукочу: в тот момент, когда убежденность в непобедимости «Буллз» заколебалась, хорват реализовал пять бросков подряд, три из них трехочковые, и набрал 14 из 21 очка команды в третьей четверти.  

Очередной момент в карьере хорвата, когда он раздвигал кольцо и не мог промахнуться.

Таких отрезков, когда Кукоч поддерживал шатавшуюся конструкцию «Буллз», хватало. Но в памяти болельщиков он остался не как неотъемлемая часть одной из лучших команд в истории, а как тот, кто не до конца раскрыл талант, не воспользовался шикарными данными, дал себя подавить бесконечным альфа-самцам.

За то, что с ним так и не случилось, ругают самого Кукоча, якобы не проявившего характер, не нашедшего стержень, не доевшего мяса с перцем.

Еще в Хорватии европейская версия Кукоча была увековечена в ролике Enjoy Like Me. За корявым заголовком, пожалуй, самое важное – улыбка и легкость: огромный человек на скорости ведет мяч, залезает в трафик, накрывает локтями и сообщает окружающим радость от происходящего и чувство полной беззаботности.   

Этого Кукоча – и этот европейский баскетбол – в Америке не захотели видеть. Он был другим – и физически, так как ему стало сложнее бегать и парить, и психологически, так как окружающая атмосфера не слишком располагала к улыбкам.

К Кукочу (и европейскому баскетболу в его лице) отнеслись как к самозванцу, которого надо ставить на место.

Спустя двадцать лет хорват сам подчеркивает триумф европейского баскетбола в НБА, будто этот его личный успех. Впрочем, так оно и есть: все неприятие, которое пришлось преодолеть сотням европейских игроков, наиболее наглядно иллюстрируется одной конкретной карьерой.

«Я все пытаюсь объяснить людям, что, если вы возьмете баскетбольный интеллект, знание фундаментальных принципов баскетбола, то в Европе больше талантливых баскетболистов, чем в Америке. Хотя игроки НБА, конечно, атлетичнее и мощнее. Расскажите мне об атлетизме Николы Йокича или Луки Дончича. Они совсем не атлеты.

Мы приехали в НБА первыми, и все стали выискивать у нас недостатки: этот не так бегает, тот не так прыгает, другой плохо защищается. А нужно было не оценивать то, что мы не умеем, а смотреть на то, что мы умеем».