«Я перенял традицию у деда: 9 мая выпиваю рюмку водки». Душевное письмо Дмитрия Губерниева, для которого нет праздника важнее

26.08.2021 ClearMind

Сегодня исполняется 76 лет победе над нацистской Германией в Великой Отечественной войне.

Наш спорт чтит важную дату, но кажется, в нем не очень много людей, которые владели бы темой так уверенно и так трепетно пропускали эти знания через себя, как Дмитрий Губерниев. Он глубоко погружен в историю (тема ВОВ – особенная), ведет концерты 9 мая, а сегодня к тому же объявит Всероссийскую минуту молчания.

Ниже – рассказ Губерниева об ужасах войны и отношении к ней, воспоминания о родственниках-фронтовиках, личных героях и ключевых событиях.

***

Мое 9 мая из детства – это прежде всего общение с дедом Валентином Степановичем Губерниевым.

Долгое время он работал сварщиком на Сходненском стекольном заводе, 6 лет – на Байконуре, Терешкову в космос запускал. Он родился в январе 1927-го и с немцами повоевать не успел – его призвали в армию, сначала попал в учебку, а на фронт – уже на Дальний Восток, где воевал с японцами, был телефонистом в артиллерии. Телефонист – это человек, который всегда на передовой, под огнем противника.

Как и все ветераны, дед не любил говорить про войну – разве что в праздничный день, в преддверии 9 мая, после стопки-другой. Если я находил деда, когда он встречался с ветеранами на работе или еще где-то, то слушал. Однажды он рассказал мне историю, как его отделили от смерти несколько секунд и случайность.

Губерниев с дедом

Он сидел в «полуторке» (ГАЗ-АА – Sports.ru), когда они передвигались куда-то там – сидел сбоку, у самого выхода. И какой-то боец им крикнул с дороги: братки, подвезите! Машина затормозила, они посадили этого парня, и дед подвинулся, уступив место. И только машина тронулась, японский снайпер в лоб убил этого бойца – то есть пуля предназначалась деду.

Еще мой дед – человек, которого коснулось использование американцами атомной бомбы в Хиросиме и Нагасаки. Гарри Трумэн, тогдашний президент США, отдал приказ на использование, когда ему принесли список возможных потерь от сухопутной операции: 500 тысяч солдат – и Трумэн выбрал бомбу.

Дед никогда не осуждал американцев, потому что понимал прекрасно, что мог быть убит на поле брани. Американцы атомной бомбой спасли жизни не только своих солдат, но и советских. Это все касается моей семьи впрямую.

Потом дед служил в Германии и с презрением рассказывал мне истории, как начиная от капитана наши люди мародерствовали. Капитаны отправляли домой вагоны, генералы – составы с награбленным добром. Дед вспоминал: однажды мы шли с другом и увидели пожилого немца на велосипеде. Мы молодые, насмотрелись и думаем: давай-ка у него велосипед отнимем и поедем. Отняли – и немец посмотрел настолько пронзительно, что мы вернули.

Деду было ужасно стыдно.

Когда мои родители разводились, так получилось, что отец забрал почти все фотографии деда – у меня осталось буквально пара-тройка. И книги, которые читал дед, отец тоже забрал. Но у меня остались его ордена – он награжден медалью за победу над Японией, а боевых нет. Но это же не умаляет достоинств.

А другой мой дед – первый муж маминой мамы Василий Пушков попал на фронт летом 1941-го и уже в декабре погиб под Ленинградом. Моя бабушка, потерявшая мужа в войну, рассказывала, как они, несмотря ни на что, ходили подкармливать пленных немцев. Ей было жалко людей, сердобольные русские женщины: каждый раз воровали со стола – это было строжайше запрещено, но вот так.

Сейчас, вспоминая все это, я возвращаюсь к бессмертным строкам Булата Окуджавы: Ах, война, что ж ты сделала, подлая…

***

9 мая – главный праздник в семье. Дед в этот день выпивал рюмку водки и вспоминал товарищей. Я очень хорошо помню, как он с фронтовиками собирался на заводе после рабочего дня – я пытался туда попасть всеми правдами и неправдами.

Валентин Степанович Губерниев

И еще я помню страшную картину – этих людей называли, господи, ужасным словом самовар: безрукие и безногие ветераны войны. К моему детству их осталось очень мало, уже возрастные – в основном их ссылали, и до начала 80-х почти никто не дожил.

Я застал их, они просили милостыню по вагонам, пели песни в переходах и электричках. На Ленинградском вокзале их не было вообще – их оттуда гоняла милиция, потому что направление основное. А на Курском вокзале они были, и это производило гнетущее впечатление. Помню, родители с ними даже заговаривали, отдавали какие-то копеечки – было понятно, что это действительно фронтовики, а не ряженые или другие несчастные люди.

Когда мы говорим про помощь ветеранам, я считаю, что эта помощь недостаточна. Мы недостаточно помогали ветеранам и во времена СССР и тем более сейчас. Мы все в огромном неоплатном долгу. Я вижу, что делают Волонтеры Победы – Оля Амельченкова и ее команда огромные молодцы; но, с моей точки зрения, государство могло быть гораздо более активным.

Это касается и поисковых отрядов – мы знаем, что огромное количество непохороненных до сих пор лежат. Мой дед Валентин Степанович из Тверской области, мы там бродили за грибами в местах, где были страшные бои. Мы находили артефакты, даже пули, я нашел немецкую каску: взял в руки – она в руках истлела, рассыпалась.

На моей родной Сходне есть место, где я катался – там такая горочка, это место всегда называли карьер. И я только недавно узнал, откуда название. Оказывается, там брали землю и песок для строительства дороги – от Ленинградского шоссе на Сходню, часть Ленинградки реконструировали. И все это делали пленные немцы. Больше того, там есть (точнее, было) немецкое кладбище – старожилы рассказывали, что это кладбище именно тех немцев, которые работали в том числе на Сходне.

***

Мой личный герой войны – Александр Долгушин, боец ОМСБОН (отдельная мотострелковая бригада особого назначения – Sports.ru), знаменитый гребец, многократный чемпион СССР, который уже тогда показывал лучшие времена на планете, проходя дистанцию на Москве-реке.

Я сам, когда греб, участвовал в соревнованиях его имени. Долгушин ушел в армию добровольцем, стал командиром отряда ОМСБОН и пал смертью храбрых в бою в 1943-м – вызывал огонь на себя, прикрывая бойцов. Фантастический человек, выполнял очень специфические задания родины. ОМСБОН – это спецназовцы, диверсанты в тылу врага – наиболее ответственная и сложная работа. Ее доверяли только физически подготовленным и одаренным, интеллектуалам, который действительно могли решать очень серьезные задачи.

Я много читал про Долгушина: его фигура для меня героическая и трагическая – он был и остается для меня примером.

Его результат на классической дистанции 2 км в одиночке долгие годы был ориентиром для всего мира. 12 лет спустя побил только Юрий Тюкалов, я был с ним знаком – блокадник, кавалер медали «За оборону Ленинграда», тушил зажигалки (зажигательные бомбы – Sports.ru), голодал. Однажды он нашел мой телефон, позвонил: «Дим, это Тюкалов, мне очень нравится то, что ты делаешь». У меня крылья выросли, это грандиозный человек.

Юрий Тюкалов – слева

На Олимпиаде-1952 он выиграл у австралийца Мервина Вуда. Сам Мервин отдавал должное: во время войны я каждый день ел яичницу с беконом – у меня была такая возможность на родине, а как питался Юрий Тюкалов в блокадном Ленинграде?

***

Я очень люблю работать 9 мая, мне кажется святым долгом, долгом гражданина поздравить страну.

Для меня это не просто праздник со слезами на глазах, это часть жизни. Я с удовольствием и ответственностью участвую в мероприятиях, последние несколько лет веду концерт. Его покажут на канале «Россия» – называется «Спасибо за верность, потомки», посвящен Бессмертному полку. И в этот раз я еще объявляю Всероссийскую минуту молчания.

Самый важный мой концерт; там есть такие подводки, что мне в прямом смысле приходится еле сдерживать себя: пускать слезы на сцене – это непрофессионально. Но комок к горлу подкатывает постоянно. Тем более это связано с Василием Семеновичем Лановым, который очень сильно похож на моего дедушку.

В детстве я смотрел фильмы с Лановым про войну. И когда мы с Василием Семеновичем подружились, для меня это приобрело особый символизм. Я передал Ирине Петровне Купченко – вдове, прекрасной женщине, актрисе – гоночный биб Большунова. Я не успел его отдать Василию Семеновичу – биб мне привезли, но Лановой уже умер. Для меня все это очень сильно переплетено: победа, дедушка, Лановой, моя семья.

С Василием Лановым

Для меня особняком стоят несколько военных песен. «День победы» – это понятно, народная, тухмановская. Сейчас мы ее споем с Сергеем Шакуровым и Машей Ситтель – Лев Лещенко по каким-то причинам не смог.

«От героев былых времен» из фильма «Офицеры», ее мы слушали с дедушкой. Пели, и когда был жив Лановой, и когда ушел. Когда звучит эта песня, я просто не могу – выворачивает наизнанку. И сейчас, когда мы записывали концерт, я ушел на исполнении этой песни за кулисы, потому что через 3 минуты нужно было выходить на сцену. А глаза были не просто на мокром месте.

«Тальяночка» – замечательная, оптимистичная, с отсылкой к «Василию Теркину»: что ждет, что в крайнем случае согласна на медаль.

Вышел великолепный фильм «Девятаев», и там есть «В далекий край товарищ улетает» – ее исполнил вокалист Rammstein Тиль Линдеманн. Довоенная песня, но тем не менее крепко ассоциируется с войной. Я пел ее на одном из концертов 9 мая.

***

Несколько раз мне доводилось работать в этот день на ЧМ по хоккею, были матчи, в том числе с немцами. Хотя ни в коем случае никаких аналогий. А то есть дебильные фразы, их пишут идиоты: можем повторить и так далее. Что вы можете повторить? Киевский котел? Ржев?

Вспоминаются слова поэта Твардовского: «Я убит и не знаю, наш ли Ржев наконец?»

Беспрецедентная история, чудовищные жертвы и решения: эти атаки, атаки, атаки… Остановили врага, а потом вместо того, чтобы обороняться, подтягивать резервы, беречь человеческие жизни – бесконечные лобовые атаки. Я читал воспоминания одного немца из роты пулеметчиков, как на его глазах коллега молотил и молотил по советским солдатам, которые не кончались. И этот пулеметчик начал кричать, и он сошел с ума – потому что не мог видеть, как бесконечная людская масса идет, а он всех убивает.

Есть знаменитая фраза маршала Жукова, когда они беседовали с Дуайтом Эйзенхауэром по поводу минных полей. Жуков сказал: а мы всегда проходили минные поля так, будто их не существует. Понимаете? Мы залили победу кровью народа, героического народа, моих и ваших дедов и прадедов, не только на фронте, но и в тылу. Великий советский народ, грандиозная победа – на крови, на костях.

Тем, кто не очень глубоко в теме войны, но хотел бы многое узнать, советую двухтомник Виктора Астафьева «Прокляты и убиты». Почитайте – мир перевернется. Как они попали в учебку, форсировали реку, случайно приплыли ночью на свой берег – что-то перепутали. И заградотряд увидел в них изменников родины – подбегает сытый НКВД-шник и прикладом избивает лицо человеку, который в бою не погиб, а случайно причалил к берегу, где свои. Чудовищно.

Сейчас нам рассказывают: заградотряды – это было необходимо. Серьезно? А ведь раньше мы не умели воевать без заградотрядов! Ни при Петре, ни при Екатерине, ни при Суворове, ни в 1812-м.

Идет много исторических дискуссий. Но мы знаем, где находилась ставка Верховного главнокомандующего при царе в Первую мировую. Она находилась в Могилеве. У меня много вопросов к Николаю II, неоднозначный государь – но при нем немецкий сапог русскую землю не топтал, в отличие от…

Мне удалось подержать в руках газету «Красный спорт» от 23 июня 1941 года. Жизнь спортивная продолжалась, но на первой полосе – война, война, война. Подписи Калинина, слова Молотова, какие-то полярники, офицеры, спортсмены – а догадываетесь, кого нет? Хотя еще 22 числа выступили и Черчилль, и Рузвельт, и Гитлер. А у нас 22 числа выступал Вячеслав Молотов.

Закрывая эту тему. Петр Тодоровский – режиссер, тоже фронтовик – сказал: «Мы слышали, как кричали «За Родину». Но что-то не слышали, как кричали «За Сталина». А чаще всего вообще слышали «В атаку!» и «.. вашу мать!»

Почитайте воспоминания Тодоровского о войне, тоже очень рекомендую.

***

Я перенял традицию у деда: 9 мая тоже выпиваю рюмку водки – хотя не люблю ее. Строго говоря, это происходит в ночь на 9-е – как известно, пакт о безоговорочной капитуляции подписан в час ночи по Москве. Я человек непьющий, но водка на 9 мая – для меня это символично. Это дань уважения павшим, для меня это жест, имеющий большое значение.

Я сравниваю, как относятся к этой памяти в России и за рубежом. В Европе почти всегда хожу по мемориалам: в каждой немецкой, австрийской деревушке, в итальянской, если это север, есть мемориалы войны – там указаны все имена солдат.

На ЧМ-2021 по лыжам в Оберстдорфе я зашел во флигелек при церкви, там все местные лежат. Первый погибший из Оберстдорфа – 3 сентября 1939-го, самое начало Второй мировой, его убил польский солдат. Потом смотришь даты и понимаешь: 23 июня – может, кто-то из сражения у Брестской крепости. Поражаюсь, как немцы хранят воинскую память – это важно. Конечно, разные бойцы там лежат, но тем не менее.

А в Оберхофе зашел на кладбище недалеко от гостиницы, увидел много воинских крестов. Интересная штука: все убиты 6 апреля 1945-го. Оказывается, там был военный госпиталь, который разбомбила союзная авиация – и все раненые немцы, которые там лечились, погибли в один день.

Стоит ли праздновать 9 мая? Стоит. Мы страна символов, и парад нужен – а день скорби у нас 22 июня. Повторюсь, с моей точки зрения, нужно относиться более внимательно к ветеранам. Мы не настолько бедная страна, и адресная помощь могла бы быть более широкой.